Она танцует, а не всё остальное
Жил-был парень-сирота, скрипач. Влюбился он в дочку богатого цыгана-барышника. А она его тоже очень сильно полюбила. Он пришёл к её отцу хвастаться, а тот над ним только посмеялся.

- Куда тебе, голотьбе худородной, на моей старшей дочери жениться! Пошёл вон!

Но тут дочь ему в ноги повалилась. Уж она его умоляла и умолила. Сказал барышник:

- Даю тебе, скрипач, год сроку, если через год приедешь в новой одежде, на коне и с тридцатью дукатами, то отдам за тебя дочь. А нет, пеняй на себя.

Парнишка собрался, взял скрипочку, поцеловал матери руки и уехал в город деньги зарабатывать.

Прошёл без недели год. Едет парень назад в табор, в новом костюме, на коне и с тридцатью дукатами. Припозднился, через лес ночью ехал. Вдруг на дорогу кинулась его любимая, вся бледная и дрожит. Говорит:

- Скорее иди за мной, скорее!

И побежала в лес.
Парень за ней. А она оборачивается и повторяет всё:

- Скорее, скорее!

Вдруг парень упал в воду. С обрыва в омут. Смотрит - он в воде, рядом любимая его в воде тоже. Бледная, вокруг лица волосы колышутся. Он её за руку схватил и поплыл наверх. А она вниз тянет. И сильно так тянет! Он испугался и отпустил руку. Тогда она за него сразу двумя руками схватилась и тянет!

Чует - погибель пришла. Сорвал с шеи крестик и приложил ко лбу ей. Она его отпустила, и он выплыл.

Прибежал без памяти в табор, а там табор пьёт-ест. Стоят два гроба, в одном парень молодой нарядный, напротив сердца рана, а другой гроб пустой. Лежит в нём только розочка.

Она танцует, а не всё остальное
— Дае, мири дае, кон одой псирэла,
Раты дро бар аври?
Кон одой ровэла, ґондя одой кон дэла
Раты дро бар аври?

— Чяе, мири чяе, чён одой псирэла,
О бубно рупуво,
Черґэня дромитка барвалэс чивэла
И сал, тэрно чяво.

— Дае, мири дае, соскэ пшал уджяла
Раты дро бар аври?
Соскэ, дае, пэса ёв чюри лыджяла
Башатуны шудри?

— Чяе, мири чяе, тэ кхэлэл уджяла
Чёнэса пшал тыро.
Ту шунэса, чяе, сыр одой багала
Аври джюкло пхуро…

— Дае, мири дае, соскэ на багала
Дро бар кана джюкло?
Соскэ, мири дае, э гилы дохала
О штылыпэ муло?

— Чяе, мири чяе, пшал тыро чюрьяса
Чиндя гилы аври,
Акана явэла пшал тыро пхабаса.
Сов, тыкнори мири.



— Мамочка, мамуля, кто, скажи, вздыхает
У нас в ночном саду?
Кто за дверью бродит, кто воет и рыдает —
У нас в ночном саду?

— Доченька, дочурка, месяц там гуляет,
Серебряный наглец.
Звёзды путевые густо рассыпает,
Хохочет, сорванец.

— Мамочка, зачем же брат пустить мой просит
(Берёт от страха дрожь!),
И зачем с собою он за дверь уносит
Холодный звонкий нож?

— Доченька, дочурка, танцевать уходит
С гулёной-гостем брат.
Слышишь ли, как песню старый пёс выводит
В ночной тиши двора?

— Мамочка, мамуля, отчего ж не лает
За дверью пёс теперь?
Отчего, скажи мне, песню доедает
Тиши могильной зверь?

— Доченька, дочурка, брат твой сталью звонкой
Обрезал песни вой.
Засыпай! С гостинцем для своей сестрёнки
Сейчас придёт домой...

Она танцует, а не всё остальное
Чёнэстэ якха сы тэрнэ
И чёраханэ.
Чёнэстэ данда рупувэ
Дро муй гарадэ.

Прэ лэстэ кало гадоро,
О муй хохадо,
Фуражка про лэскро шэро
Шардэс чювадо.

Палсо лэ дыкхэс, чяёри,
Мири пхэнори?
Янэла ёв бида бари,
Псирэл мэк аври!

Кана ту дживэс бахталэс,
Псирэс пхутькирдэс,
Коли жэ ту лэс пошунэс -
Ту пэс хаськирэс.

Закэр ту калэ якхорья,
Ґанав трэ чюрья,
А чён-хохадо угыя
Кэ черґэнорья.



У месяца хитрость в глазах
Всех юных воров.
Что месяц припрятал в губах?
Зубов серебро.

Рубашка черна на плечах,
Да личиком лжец,
Фуражка на чёрных кудрях -
Ай, месяц-гордец!

Цыганочка, зря не гляди,
Сестрёнка, не верь!
Добра от него ты не жди -
Запри свою дверь!

Сейчас нет тебя веселей,
Горда твоя стать -
Но гибель от сладких речей
Ты можешь узнать...

Я косы твои расчешу.
Дай глазкам поспать.
Ушёл твой обманщик и шут
По звёздам гулять.

перевод Юлии Хапаловой

Она танцует, а не всё остальное
Штар гожа чяя кхэлэн
Упрал меро кхэр,
Багана, сыр чириклэ,
А чён лэн дыкхэл.

Парнэ роспхурдэнпэ бая,
Тырдэнпэ гиля.
Кхэлэна штар гожа чяя —
Тэрнэ баваля.

Пэрво бавал — хачькирды,
Шуки и калы,
Лакири мэн пхутькирды,
Якх ратвалы.

Дуйто бавал — шылалы,
Учи и парны,
Санинько сыр момолы,
Дыкхэл сыр раны.

Трито бавал — чоханы,
Якха сыр яга,
Дико и наракхуны,
Хачёл сыр багал.

Штарто — нанэ чибалы,
Васта сыр пхака,
Лакири глос насвалы,
Лилейно чекат.

Штар гожа чяя кхэлэн
Упрал меро кхэр,
Багана, сыр чириклэ,
А чён лэн дыкхэн.

Парнэ роспхурдэнпэ бая,
Тырдэнпэ гиля.
Кхэлэна штар гожа чяя —
Тэрнэ баваля.


Четыре красотки танцуют
Над крышей моей,
Поют — как голубки воркуют:
Взгляни поскорей!

Воздушных нарядов чудесных
Белы рукава,
И тянут всю ночь свои песни
Сестрицы-ветра.

Одна — горяча и надменна,
Почти что нагла,
Стройна, и лицом чужеземна —
Корично-смугла.

Другая — глядит очень гордо,
Тонка и хрупка,
Светла и прохладна, как воды
На дне родника.

Третья — лесная колдунья,
Глаза — фонари,
Сразу видать — безрассудна,
И в песне горит.

Голос четвёртой немее
Самой немоты,
Руки крылаты, белее
Чем лилий цветы.

Четыре красотки танцуют
Над крышей моей,
Поют — как голубки воркуют:
Взгляни поскорей!

Воздушных нарядов чудесных
Белы рукава,
И тянут всю ночь свои песни
Сестрицы-ветра.

Она танцует, а не всё остальное
Луна заявилась в кузню
В душистой юбке цветочной.
Мальчонка всё смотрит, смотрит,
Мальчонка глядит неотрывно.

По ветру, танцуя, водит
Руками луна и в кузне
Своей оловянной грудью
Порочно и чисто светит.

— Прочь, луна, луна, скройся!
Если придут цыгане,
Сердце они твоё пустят
На ожерелья и кольца!

— Мальчик, тише, не мешай мне.
Когда здесь будут цыгане —
Найдут тебя на наковальне,
А глазки будут закрыты.

— Прочь, луна, луна, скройся!
Чую коней цыганских!
— Мальчик, тише, на юбку
Белую не наступи мне!

Всадник всё ближе, ближе,
Бьёт в барабан равнины.
В кузне лежит мальчонка,
Глазки его закрыты.

Из рощи масличной вышли
Бронза и сон — цыгане,
Головы их горделивы,
Веки полузакрыты.

Как сова отпевает,
Ай, как поёт она в листьях!
В небо луна уходит,
За руку держит мальчонку.

В кузне громко рыдают,
В голос кричат цыгане.
А ветер ночной всё веет,
А ветер завеял кузню.

Она танцует, а не всё остальное
Словно стрела, не несётся песня —
Ведь, как известно,
Цыгане не знают стрел
(И не строят стелл).
Наши песни — чёрные птицы,
Они темнолицы,
Их голос — ал,
Полёт их — шал.

Нет, мы не строим стелл —
Как жаль.

Словно река, наша песня льётся,
В ней бьётся солнце
Дорог, этих пыльных кос,
Русел песен-слёз.
Нет, цыгане не строят стеллы,
Не ставят стены,
Лишь голос — след
(Но голос — слеп),

Одну только память слёз
И бед.

Она танцует, а не всё остальное
рисовано на работе между делом на обратной стороне рекламок :)















Она танцует, а не всё остальное
40 лет со дня объявления цыган нетерриториальной НАЦИЕЙ!!!



Она танцует, а не всё остальное
Она танцует, а не всё остальное


Она танцует, а не всё остальное
- Ах, какая прелесть! АААААААААААААААААААААААААААААААА *с ужасом* она же босая!!!
- Это же Джипсилиля.
- Грибок! Грибок подцепишь!
- Ноги сотрёшь!
- Ура! Джипсилиля! Айловъю!
- Лиль, ты с ума сошла, холодно же!
- И этот человек жаловался позавчера в блоге на бронхит!
- Какой отмороженный ребёнок. Чей это?!

Она танцует, а не всё остальное












00:57 

Доступ к записи ограничен

Она танцует, а не всё остальное
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Она танцует, а не всё остальное
Розой упала багровая шаль
заката,
в окнах звеня древнейшей тревогой
крови.
Ночь начищает морозом свои
дукаты,
тучами сивыми пряча глаза
коровьи,
а за подол её держится кроха-
город,
вшивый машинами и от весны
чумазый.
Чем-то он ей, сопливый и мрачный,
дорог:
старый надела на ручку фонарь
от сглаза.

Она танцует, а не всё остальное
Жила в одном посёлке девочка. Была она пионерка. Вот как-то летом она гуляла и ушла далеко от дома. Вдруг видит - старая бабушка стоит над ямой, и так сильно наклонилась, что вот-вот упадёт. Девочка за неё испугалась и подбежала, чтобы от ямы оттащить. Схватила и ненароком в яму глянула. А там мёртвые младенчики ползают. Она на бабушку смотрит, а у неё глаза разные: один жёлтый, другой чёрный.

- Ты что, - говорит, - куда не надо лезешь?

Девочка хотела убежать, а её руки и ноги не слушаются. А бабка говорит:

- Ещё не хватало, чтобы ты всем разболтала. Выбирай, мне тебе язык резать или рот зашивать.

А девочка очень разных порезов боялась, и говорит:

- Лучше рот.

Бабка вытащила из кармана огромную иглу с толстой чёрной ниткой, стала рот девочке зашивать. То одну губу протыкает, то другую, пока весь не зашила.

- Всё, - говорит, - теперь иди.

Девочка прибежала домой и к папе. А папа ругается:

- Ты где так долго гуляла? Ты пионерка или кто?

Девочка ничего сказать не может, на рот показывает. А папа будто не видит ничего, ругается:

- Чего ты руками машешь? Отвечай, где гуляла!

В общем, он подумал, что она назло, надавал подзатыльников и в комнате её запер. Там девочка сообразила, схватила ножницы и к зеркалу: нитки разрезать. Смотрит, а никаких ниток нет. Пробует рот открыть - открывается. Пробует говорить - сразу губы слипаются и ничего не получается, только рот больно.

Родители ничего не понимали. Сначала думали, что она кривляется, даже били. Она плачет, ничего сказать не может. Тогда они подумали, что она заболела, показывали разным врачам. А врачи ничего не понимают. Тогда её заперли в комнате и никуда не выпускали, только в туалет и ванную водили, а еду ей туда приносили.

С отчаянья девочка себе даже губы хотела отрезать, но очень боялась порезов и не стала.

Вот она год так просидела, и стало ей однажды очень уж скучно, и она ночью, чтоб никто не заметил, в окно вылезла.

Пошла гулять. А фонарей в посёлке нет, темно, она заблудилась. Сначала в лесу оказалась, потом на пустыре, а на пустыре всё кочки да кочки, идёт и спотыкается. Вдруг она видит, что кочки шевелиться начали, и послышались голоса из-под земли:

- Кто это топчет наши косточки, кто по ним бегает?!

Тут девочка заметила, что возле каждой кочки по камню лежит или стоит, и каждый камень мхом зарос. Поняла она, что оказалась на кладбище, испугалась и побежала. Бежит, бежит, а кладбище не кончается, только кочки всё сильней шевелятся и голоса громче кричат. Тогда она за какой-то стоячий камень спряталась и села тихо, как мышка. Сидит, а голоса всё кричат, и она боится.

Вдруг видит, идёт какой-то человек. Смотрит, а это старая-старая цыганка, и в руке у неё довоенный фонарь на керосине. Сидит и не знает, бояться ей цыганки или нет. А цыганка её заметила, подошла и стала ругать:

- Как тебе не стыдно, такая сякая, человеческие кости топчешь, а сама небось пионерка!

Девочка руки сложила и к цыганке тянет: тётя, мол, не обижай, прости меня.

- Что руками трясёшь? Что ты тут делаешь? - спрашивает цыганка. Девочка только плачет и сильнее сложенными ручками трясёт. Тогда цыганка ей к лицу фонарь поднесла и говорит:

- Это кто же с тобой такое сделал? Подожди, сейчас я тебе рот разрежу.

Подносит ко рту палец - а на нём длиннющий кривой жёлтый ноготь - и ногтем этим чирк между губами. Девочке сначала больно, и чувствует, что будто кровь выступила вокруг рта, а потом она вдруг понимает, что от боли ойкнула! Голос вернулся!

Тогда она всё цыганке рассказала. Цыганка говорит:

- Это тебе сильно повезло, потому что та бабка детей убивает и ест. А те младенчики, что в яме, это кого нагулявшие девки задушили при рождении и под кустом бросили. Она собирает этих младенчиков и в яму относит. И им тоже даёт поесть мяса. Когда все другие дети у вас в посёлке кончатся, она и за тобой придёт.

Девочка спрашивает:

- Что же мне делать?

Цыганка говорит:

- Я вижу, ты, хоть и пионерка, а тебя твоя бабушка тайком окрестила. В шкатулке твоей мамы спрятан твой крестик, найди его и на шею повесь. Потом в одну руку возьми молотого перца, а в другую - ветку шиповника, только голыми руками, и иди с ними к яме. И не выпускай ни перца, ни ветки ни за что!

Ну и дальше научила её, что делать. Потом взяла за руку и к дому отвела. Девочка в окно залезла, обернулась, чтобы сказать спасибо, а цыганки уже нигде нет. Девочка испугалась, окно быстро закрыла, забралась под одеяло и до утра там пролежала.

Утром приходит мама с завтраком, а девочка ей говорит:

- Доброе утро!

Мама даже всё из рук выронила.

Днём девочка потихоньку зашла в родительскую комнату, нашла в маминой шкатулке маленький крестик и на шею повесила. В саду отломала ветку шиповника, а на кухне взяла перца, и пошла. Она идёт, одну руку шиповником жжёт, другую - от пота - перцем. Чем дальше, тем сильнее жжёт.

Пришла к яме, там старуха стоит, кидает красное мясо в яму. Девочка её окликнула. Бабка посмотрела и говорит:

- Придётся тебя съесть!

Протянула руку её за грудки схватить и крестиком обожглась. Вскрикнула, а девочка в тот же момент яму пересигнула на другую сторону. Старуха следом сигнула. Девочка её по лицу веткой хлестнула до крови. Бабка закричала, а девочка снова пересигнула яму. Бабка за ней. Тогда девочка кинула ей в глаза перец и снова яму перепрыгнула. Бабка следом, только из-за перца ничего не видела и не рассчитала. Упала прямо в яму. Там её младенчики тут же стали рвать и есть. А их теперь надо было закопать. Стала девочка руками подрывать стенки, вниз землю кидать. А младенчики старуху доели и стали вверх ползти. Девочка быстрей землю роет. Они ползут, а она роет. Они ползут, а она роет. Вот они почти до верха доползли, тут стенки вниз посыпались, девочка еле отпрыгнуть успела. Вот их захоронило.

Пришла девочка домой, а мама ей говорит:

- Что с тобой? Что у тебя с волосами? Что у тебя с руками?

Девочка смотрит, а у неё руки все в крови, вся кожи содрана и ногти тоже. А волосы седые.

Но руки потом зажили.

Она танцует, а не всё остальное




Это "Чёрные ангелы" Лорки в исполнении Мансаниты. Просто чтобы понять, чем навеяно.

Белый ангел шествует мимо,
Розы неся в руках.
Взор его плещет синим, синим,
Хлеба белей щека.

Белый ангел несёт свои крылья —
Сахарные клинки —
Белым душою, чьи губы — лиры
И голоса сладки.

Белый ангел! — фарфор и мрамор!
Пальцев прозрачный лёд
Нежного сердца исцелит раны.
Как твой высок полёт!

Наших слёз и домов убогих,
Тёмных солёных губ
Ты сторонишься, ведь в чёрной боли
Голос наш — трубно-груб...

Нет утешения чёрным душам,
Видно, и поделом —
Чёрной тоской чересчур иссушен
Чёрных сердец надлом.

Только и нас посещает ангел
В угольной мгле берлог,
Нас укрывает, как будто флагом,
Чёрным своим крылом —

Не защищая и не обещая
В мире ином наград,
Не утоляя сердец печали.
Просто как чёрный брат.

Она танцует, а не всё остальное
сказка, рассказаная падчерице

Город пищит углами: ищут поживу крысы,
Сына Луны, младенца с нежным жасмином щёк.
Делят углы ночные быстрые бисектрисы,
Льётся по колыбелькам серый крысиный шёлк.

Робко глядят с комодов толстые морды кошек.
Прячут хвосты собаки между мохнатых ног.
Поторопитесь, крысы! Бледный тимьян ладошек
Ждёт в катакомбах мокрых серый крысиный бог,

Скалит нетерпеливо мелкие злые зубки,
В темень таращит чутко, насторожив, усы,
Ждёт, рассыпаясь дрожью, будто с похмелья — кубка:
Скоро он будет рядом. Свет его сердца. Сын.

23:33

Кости

Она танцует, а не всё остальное
Зачем ты крадёшь мои кости? —
они не годятся на флейты,
они чересчур пока живы
и слишком их розов цвет.

Не станут их слушать крысы,
не будут они бояться,
а будут они смеяться
над слабостью губ твоих.

Не станут их слушать птицы —
ни голуби в белых перьях,
ни ласточки в чёрных платьях,
ни лебеди на пруду.

Их вой не подхватят кошки
на гулких сердитых крышах,
облитых — сметаной будто —
сиянием лунных щёк.

— Затем я краду твои кости,
что, только пока они живы,
их слушаться будет ветер
и золото волчьих глаз.

Она танцует, а не всё остальное
Снегом просолен город. Стынет ванильный ангел,
Гладит крылом котёнка, глядя кино-окно.
Бьётся фонарь с пургою рыжим героем саги.
Льётся по бледным векам снежного сна вино.

01:26

***

Она танцует, а не всё остальное
Меня ранило девяностыми и жестоко избило детством,
И время не лечит ни то, ни другое, и что излечит — не знаю.
Я — страница из дряхлой книжицы: буквы, картинка цветная,
Я — странница, и дороги — давно моя цель, а не средство.